У каждой медали две стороны. Российский и мировой рынок стали — итоги недели (22-29 января 2017 г.)
В Турции, можно сказать, все долго копилось. В принципе, местная экономика успешно росла в последние годы, но одновременно в ней исподволь развивались неблагоприятные процессы, внезапно вырвавшиеся на поверхность. Началось же все, пожалуй, еще в предыдущем десятилетии, когда турецкое правительство, желая поддержать национальную промышленность, искусственно понизило кредитные ставки. Результат, правда, оказался далеким от желаемого. Банки вообще перестали предоставлять займы компаниям реального сектора, в результате те были вынуждены привлекать финансирование в зарубежных финансовых учреждениях в валюте.
Все это работало, пока курс турецкой лиры снижался по отношению к доллару более-менее плавно — на 6-12% в год. Но в 2015 г. падение составило уже порядка 25%, а с сентября 2016 года по конец января 2017 г. лира вообще обвалилась более чем на 30%. У нас в 2014-2015 гг., правда, было еще хуже, но российская экономика и финансовая система продемонстрировали весьма неплохую устойчивость в условиях девальвации. А вот в Турции доля валютных кредитов составляет десятки процентов. Более того, большие валютные долги есть у государства, которое постоянно привлекает средства за рубежом, чтобы покрывать дефицит платежного баланса, достигающий порядка 5% от ВВП.
В этой ситуации 30%-ное снижение курса за пять месяцев — это много. К тому же, в Турции цены на товары, арендные и другие платежи привязаны к доллару, а доля импортной продукции на потребительском рынке, наверное, не ниже, чем была в России в середине 2014-го. Поэтому местные металлургические компании в последнее время старались поднимать котировки в лирах, чтобы, как минимум, оставить в неприкосновенности их долларовый эквивалент. И в конце концов «пережали». С Нового года, когда Турцию «догнал» отложенный ценовой шок (до этого многие компании старались сдерживать рост, а тут разом отразили новое курсовое соотношение), совокупный спрос резко упал.
Это вплотную коснулось арматуры, продажи которой значительно уменьшились. В результате местным компаниям пришлось сбавлять цены, к концу прошедшей недели опустившиеся до $400 за т EXW без НДС в лирах, а также снижать загрузку мощностей и ограничивать закупки полуфабрикатов и металлолома. Причем потери на внутреннем рынке не удалось компенсировать расширением экспорта. Наоборот, такие крупные покупатели турецкой арматуры как США, Египет и ОАЭ по разным причинам сократили ее импорт.
Теперь неизбежным становится и падение цен на российскую заготовку — возможно, до уровня октября прошлого года. Хотя, с другой стороны, отечественные полуфабрикаты становятся все более конкурентоспособными в Юго-Восточной Азии, где былое доминирование китайской продукции все больше уходит в прошлое. В Китае товарная заготовка производится, в основном, на меткомбинатах, использующих в качестве сырья не металлолом, а железную руду и кокс, а руда там нынче дорога. В последнюю неделю перед новогодними праздниками ее стоимость стабильно превышала $80 за т CFR.
Однако так или иначе российская длинномерная продукция на внешних рынках дешевеет, что открывает возможность для снижения ее стоимости внутри страны. Пока что основные производители арматуры настроены на сохранение в феврале январских котировок, а фасонный прокат должен так даже подорожать. Однако на спотовом рынке в конце января цены на арматуру, скорее, понижались, а видимый спрос на нее не торопится восстанавливаться.
В то же время, в секторе листового проката дистрибьюторы приступили к подъему, реагируя на ожидаемое увеличение стоимости этой продукции в феврале. Отечественные металлурги, как правило, не стали отказываться от анонсированного еще в прошлом году повышения, хотя экспортные котировки на их продукцию в последнее время опустились.
Ситуация в российской экономике между тем оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, дела идут на поправку. Понемногу растет промышленное производство. Прошло через крайнюю точку спада автомобилестроение, весной можно ожидать некоторого оживления в строительстве. Однако, с другой стороны, общие настроения и ожидания пока далеки от позитива. Бизнес по-прежнему не сильно доверяет ни рублю, ни правительству, а власти, говоря правильные слова о доверии как важнейшем ресурсе экономики, предпринимают явно недостаточные меры для его восстановлении.
Центральный банк России вообще, судя по всему, живет в каком-то зазеркалье. Первый заместитель его председателя Ксения Юдаева говорит о стабилизации уровня инфляции на отметке 4% на ближайшие 7-10 лет с перспективой дальнейшего снижения, но в то же время ключевая ставка упорно торчит на 10%. Ближайшее заседание Совета директоров состоится 3 февраля, но никто даже особенно не надеется на ее снижение до однозначной величины. Директор департамента денежно-кредитной политики ЦБ России Игорь Дмитриев, выступая в Госдуме, в очередной раз заявил, что со смягчением кредитно-денежной политики не нужно спешить, ибо это, якобы, может пробудить инфляционные ожидания и уменьшить доверие к рублю.
Конечно, можно было бы сказать, что удерживая ставку на несуразно высоком уровне, Центробанк, наоборот, сам подрывает доверие к рублю. Потому что единственным объяснением такой политики может быть опасение, что при понижении ставки народ начнет массово брать дешевые кредиты, чтобы конвертировать их в доллары и нести на валютную биржу для игр на курсе. Это, видать, не додавили биржевых спекулянтов в 2015 году и до сих пор огребаем. На самом же деле рубль, от стоимости которого, наверное, в наибольшей степени зависят инфляционные ожидания, сейчас стоит достаточно прочно. Его даже, похоже, искусственно опускают, чтобы чересчур сильная валюта не мешала экспортерам.
Впрочем, с другой стороны, в чем-то можно понять и центральных банкиров. По словам того же Игоря Дмитриева, стимулировать экономический рост снижением ставок можно. Но тогда возникнет другая проблема — ограниченность спроса.
Оборот розничной торговли продолжает падать. В 2016 г. он сократился на 5,2% в сопоставимых ценах по сравнению с предыдущим годом. Причем в декабре темпы спада составили 5,9%, так что положительной тенденции нет. Государственные расходы дозируются. Россия не идет по пути Китая, где экономику фактически вытягивают за счет госинвестиций. Характерный штрих: в 2016 году китайские госкорпорации увеличили инвестиции в основной капитал на 18,7%, частные — на 3,2%. У нас же капиталовложения имеют более точечный характер. Многие проекты реализуются при поддержке государства, но она на порядок, а то и на два скромнее, чем в Китае.
Несырьевой экспорт, безусловно, растет, но с низкой базы. Между тем, на пути российской промышленной продукции на внешние рынки могут вырасти новые барьеры. Новый президент США Дональд Трамп действует быстро и без раскачки. В первую же неделю после инаугурации он издал распоряжение о строительстве в США одного магистрального нефтепровода и возобновлении прокладки другого. Причем высказал пожелание о том, что для их сооружения необходимо по максимуму использовать американскую сталь.
Еще одно знаковое заявление президента Трампа заключается в том, что он будет строить внешнеторговые отношения с другими странами на двусторонней основе. И очевидно, что желающим поставлять свои товары на американский рынок, остающийся самым емким в мире, придется попотеть, чтобы получить желанные разрешения. А компании, заявляющие о намерении построить заводы в США, чтобы избежать новых, увеличенных в разы, импортных пошлин, уже, можно сказать, выстраиваются в очередь. U.S. Steel, один из крупнейших американских производителей стали, готова, наконец, продать меткомбинат USSK в Словакии, чтобы сконцентрироваться на национальном рынке. Ведь, по слухам, ставка корпоративного налога для американского бизнеса при работе внутри страны будет почти в три раза меньше, чем за рубежом.
Наконец, Трамп объявил о выходе США из Транстихоокеанского партнерства, для создания которого приложила много усилий прежняя американская администрация, а также о намерении пересмотреть соглашение о торговом блоке НАФТА — прежде всего в том, что касается отношений с Мексикой.
Здесь можно сказать, что США теперь занялись тем же самым, что делает Россия в последние два с половиной года, то есть, импортозамещением и укреплением государственного суверенитета. Однако тут, как говорится, есть нюанс. Американский президент не собирается связывать себя какими-либо международными законами, договорами и правилами. Он делает то, что считает правильным и выгодным для своей страны, и откровенно плюет на остальных. Любимый американский принцип «Кто сильнее, тот и прав», который доставляет нам столько забот в мировой политике, переносится на экономику.
Если Дональду Трампу удастся и дальше действовать в том же русле, мир вокруг нас серьезно изменится. Если ранее все говорили о глобализации и стирании границ и торговых барьеров, то в новой парадигме приоритетом становится протекционизм, но, скорее всего, не жесткое огораживание рынков, а некий смешанный и комплексный подход. По-видимому, мир не разделится, как в 30-е годы ХХ века, на несколько торговых блоков во главе с доминирующими государствами, охраняющими свои сферы влияния от чужих посягательств.
Глобальная экономика продолжит существовать, но взаимоотношения между странами будут строиться, скорее, на двусторонней основе и представлять собой «адову смесь» из взаимных уступок, силового диктата, точечной поддержки одних отраслей и производств при сравнительно свободной торговле в других сегментах. Причем, всё это еще и будет постоянно меняться, что потребует очень высокого уровня государственного управления. Основным конкурентным преимуществом для компаний и даже целых стран станет уровень компетентности управленцев. Это будет некий экономический дарвинизм, в котором выживет сильнейший.
В принципе, стартовые позиции России в такой глобальной экономике «свободной конкуренции» совсем не плохи. Но чтобы не только выжить, но и преуспеть, отечественному бизнесу, вероятно, придется действовать более гибко. Так, например, экспорт товаров может поддерживаться посредством предварительного экспорта капитала. Такую стратегию широко используют, например, японцы и корейцы. Значительная часть экспорта стальной продукции из этих стран представлена поставками подката на дочерние либо совместные предприятия японских и корейских металлургических компаний за рубежом или же автолиста и другой сходной продукции напрямую на автомобильные и машиностроительные заводы, тоже построенные японским и корейским капиталом.
К подобной политике все больше склоняются и китайцы. Компания Hebei Steel, которая в прошлом году приобрела за 46 млн. евро меткомбинат в Сербии, вложила в его модернизацию $120 млн. Очевидно, большая часть этих средств пошла на закупку китайского же оборудования. Интересно, что в 2016 году Китай впервые в своей истории стал нетто-экспортером капитала. Объем прямых нефинансовых иностранных инвестиций китайских компаний превысил $170 млрд, а рост по сравнению с предыдущим годом достиг 44%.
Из российских металлургических компаний такую бизнес-модель успешно использует НЛМК, тогда как ОМК и Северсталь в последние месяцы, наоборот, продавали свои зарубежные активы. Но возможно, что в ближайшие годы маятник опять качнется в другую сторону. Как говорил на недавнем Гайдаровском форуме министр промышленности и торговли Денис Мантуров, может придти время, когда российские компании, будучи не в силах продавать свою продукцию в других странах, начнут строить там свои заводы, обеспечивая сбыт для российского оборудования, российских технологий, российских комплектующих, российского металла.
Мир станет сложнее. Но, будем надеяться, заодно интереснее, а может, и в чем-то честнее. В конце концов, любые трудности можно рассматривать как новые возможности и шансы.
Комментарии могут оставлять только зарегистрированные (авторизованные) пользователи сайта.